Рынок искусства. Жизнь московских коллекционеров 20-е годы, XX века

Существует мнение, что феномен коллекционирования и сопутствующего ему арт-рынка был совершенно не характерен для России 1920-х гг. «Плод товарного фетишизма» и «индивидуалистической культуры», как описывает его П. Шульц в газете «Жизнь искусства» в 1926 г. был идеологически чужд идее государства на социалистических началах. Тем не менее, 2-я четверть 1920-х гг. оказалась временем возрождения самого собирательства. Однако для того, чтобы понять, почему так произошло, следует обратиться к предыстории данного феномена — к предвоенной ситуации Российской империи.

Belle Еpoque прославила столицу именами славных собирателей: братьев Морозовых, Щукиных, Рябушинских, И.С. Остроухова, П.М. Третьякова и т.д. Все же по наблюдениям А.М. Эфроса следовало предугадать грядущий кризис: несмотря на то, что количество предприятий в сфере торговли искусством возрастало, молодые собиратели не приходили на рынок. Выходило так, что ключевые московские коллекции к 1914 г были в значительной степени завершены, а новых не намечалось.

Столичные собрания отнюдь не ограничивались перечисленными именами. Как и содержание коллекций, социальный состав их владельцев был крайне неоднороден: они были помещиками, владельцами фабрик, торговых и транспортных предприятий и т.д. После 1918 г. происхождение стало играть все большую роль для получения определенного статуса в новом государстве. В качестве «спецов» крупные промышленники могли отправиться на завод, торговцы — в торговый кооператив или комитет по снабжению, представители интеллигенции или художники — найти место в университетах, музеях, в театрах и т.д.

Однако наряду с теми, кто получил работу в государственной структуре, были и те, кто не мог этого сделать. Бедственное положение ряда коллекционеров, связанное с утратой источника доходов (национализация банковских вкладов, промышленных предприятий, вдовство, сиротство) или получением недостаточной зарплаты, вынуждало их использовать для выживания собственные собрания.

Так, коллекция пряников А.В. Чаянова была съедена в голодные годы 1918-1919 гг.; А.А. Корзинкин продал мебель из собственного дома в театр, чтобы купить дров и выжить зимой 1919 г.

Важно отметить, что вскоре после Октябрьской революции с московского рынка ушли крупные коллекционеры: эмигрировали Г.А. Брокар, В.О. Гиршман, И.А. Морозов, Е.П. Носова, М.П. и С.П. Рябушинские, С.А. Щербатов; умерли П.В. Зубов (1921), А.Н. Ляпунов (1923), И.И. Трояновский (1928). В стране оставались наследники коллекционеров — Л.Л. Зубалов, П.С. Шереметьев, которые с 1917 г. не принимали активного участия в торговле на рынке и работали в музеях.

В период НЭПа торговые ограничения были ослаблены. 1922 г. вновь начали действовать аукционные залы и антикварные магазины, закрытые в связи с муниципализацией частных торговых предприятий в 1918-1919 гг. В газетах вновь начали циркулировать предложения о продаже предметов антикварно-художественной ценности. Так, в номере «Известий» за 29 октября 1922 г. можно встретить следующие предложения:

Картина XVII столетия, принадлежащая кисти фламандца Давида Теннирса младшего ценою 5 мил…дов. продается на Петровке, 19. кв. 15. Видеть с 2 до 8 ч.в.; Спешно продается коллекция картин русских и иностранных художников: Маковский Константин, Маковский Александр, Крачковский, Шульце, Гуверман, Казанов, Теньер и другие. Там же продаются ковры и бронза. Тверская, 17, магазин «Случайных вещей».

И наряду с владельцами небольших коллекций, собранных до революции, появлялись новые покупатели. Значительную их часть можно охарактеризовать как «новичков», объединенных желанием коллекционировать без понимания ценности предметов.

Однако были и другие сценарии. Случай В. Згуры (1903-1927 гг.) можно описать как пример «ученого собирателя». Отец юноши работал в комитете по снабжению, в связи с чем, сын не испытывал недостатка в деньгах. В юном возрасте он поступил в комиссию по охране старины, получив доступ к антикварно-художественному рынку на открытом воздухе и покупал предметы исключительно исходя из их исторической и эстетической ценности. Пример спекулирующего коллекционера можно обнаружить в сатирической литературе 1920–х гг. В частности, рассказ М. Зощенко «Горькая доля», построенный в форме писем девушки о череде сменяющих друг друга мужей, содержит следующую цитату:

Наши дела ничего. Мы немножко работаем на валюте и немножко на картинах. Конечно, наши дела могли быть и лучше, но ты сама понимаешь, можно ли сейчас работать при большевиках.

Примечательно также, что если ранее рынок был открыт, и «все в Москве знали, кто и что и зачем покупает», то в 1920-е гг. эта информация стала скрытой. Это обстоятельство можно объяснить, с одной стороны, страхом конфискации собственного имущества, а с другой — налоговой политикой РСФСР.

В январе 1923 г. власти начали взимать с граждан страны подоходно-поимущественный налог. Он взимался с совокупной стоимости имущества, превышающего 300 р. на человека, проживающего в квартире. В этой связи, коллекционеры, обладавшие весьма дорогими предметами, были вынуждены прятать их от фининспекторов и представлять подлинники прославленных авторов как копии, о чем в дневнике свидетельствует К. И. Чуковский:

Теперь каждый коллекционер картин прячет свои картины подальше, снимает их со стен, свертывает в трубочку, так как боится фининспектора, требующего, чтобы буржуи платили налоги. И вот один господин, у которого есть подлинная картина Айвазовского, очень больших размеров, позвал к себе Владимирова и попросил его покрыть подпись «Айвазовский» гуммиарабиком, а сверху красками написать: «Копия с Айвазовского», дабы обмануть фининспектора. До сих пор происходило обратное: на копиях писали: Айвазовский.

Таким образом, 2-я четверть 1920-х гг. представляют собой важный этап для существования московского коллекционирования. Продолжают жить владельцы небольших собраний, принимая участие на рынке как продавцы и покупатели; интеллектуалы, близкие к музейным институциям и торговым предприятиям, пополняют свои коллекции; спекулянты вкладывают в искусство в условиях отсутствия твердой валюты; а множество обывателей старается включиться в эту среду, что свидетельствует о возрождении моды на коллекционирование.

—

Главная иллюстрация кадр из видео «Двенадцать стульев» (реж. Леонид Гайдай, 1971 г.), канал Киноконцерн «Мосфильм»

Автор: Ангелина Лебедева / Искусствовед

Магистрант программы «История художественной культуры и рынок искусств» НИУ ВШЭ. Исследователь советского изобразительного искусства, музейной теории, истории коллекционирования. Участница международных и всероссийских конференций в области искусствознания.