Выставка «48 живописных работ»

На выставке картин Александра Попова 2011 г., оказавшейся заключительной, были представлены произведения, написанные в период от 1974 вплоть до, собственно, 2011 го – в связи с этим можно предположить, что проект не задумывался автором как ретроспективный.

Ретроспективные выставки предполагают, что каждый этап творчества художника, начиная от его самых ранних работ и заканчивая зрелыми и поздними полотнами, представлен равноценно и исчерпывающе, каждая грань таланта мастера продемонстрирована в полной мере, а по экспозиции можно составить представление об эволюции творческого метода живописца. Однако на выставке А. Попова 2011 г. превалировали полотна 2000-х гг., самые ранние образцы его живописи не были включены вовсе, многие серии, например, с тремя фигурами или видами Нескучного сада, оказались оставлены за скобками, акцент был сделан на живописные, а не на графические вещи или произведения на стыке различных жанров.

На выставке почти не оказалось нейтральных работ – полотен, в которых художник ставил бы исключительно живописные задачи по исследованию композиции, цвета, света. Предпочтение было отдано экспрессионистским произведениям, а также холстам, которые условно можно отнести к работам, продолжающим по тематике и выбранной художником интонации передвижническую традицию – это, в первую очередь, полотна с изображением множащихся безликих чиновников и дремлющих священнослужителей. Даже изначально более или менее отстраненные полотна за счет своего соседства на выставке приобретали остросоциальное значение. Так, рассыпанные по полу консервные банки – громкие, блестящие, но пустые жестянки – рядом с натюрмортом, изображающим мусорное ведро и совок (очевидна игра с омонимами), усиливали звучание метафоры исчезнувшей страны. Выбранные произведения составили острый социальный комментарий живописца на окружающую его реальность.

Выставка была поделена на небольшие разделы, разграниченные короткими стенками, в соответствии с сюжетами, техникой (например, «зернистые» портреты и натюрморты с камнями и осенними листьями в грязно-золотистой гамме оказались помещены рядом), жанрами, раскрываемыми темами, цветами, формами и фактурами (так, блестящая консервная банка перекликалась с трубой в соседнем отсеке). Основой цветовой гаммы был выбран глухой темно-синий, разбавленный внезапными рифмующимися вспышками красного в виде патефона, рыжих волос, насыщенного красного фона, на котором рисуются статуэтка и мясорубка. Совокупность картин стала сама по себе своеобразным упражнением в решении цвета.

Работы роднила не только палитра, но и повторяющиеся мотивы – своеобразные связующие нити. Так, несколько раз встречался телефон – возможно, он намекал на тягостное ожидание, а брошенная трубка – конец отношений. Скелеты, пышнотелые фантасмагоричные дамы с лицами-черепами – это легко считываемые старинные мотивы memento mori, «помни о смерти». Персонаж в противогазе (автопортрет), стреляющий в голову, очень красноречиво выражал свои эмоции от всего того, что его окружало. На одном из натюрмортов бутылка указывала на ухмыляющийся череп в старомодной шляпе – намек на поцелуй со смертью? Нотка нуара – догорающая сигарета, шляпа родом из 50 х, патефон на фоне ночного вида – усиливала пессимистичную интонацию, оттенок цинизма и разочарования.

В целом выставка кажется большим живописным размышлением о судьбе, находящейся на распутье (символична в этом разрезе работа «Два пути», тоже присутствовавшая в экспозиции). И, несмотря на всю концептуальность, важность в первую очередь содержания картин, складывающихся в очень личный, но близкий многим текст, проект, несомненно, художествен, он идеально решен с точки зрения размещения полотен, как мазков, в стенах белого, как лист бумаги, зала.