Провокация как традиция. Нецензурное в живописи

В картинах А. Попова нередко фигурируют надписи: отдельные слова или короткие фразы и предложения, часто восклицательные. Они становятся вполне самостоятельным элементом его работ – временами даже ключевым. При этом художник не стесняется в выражениях и прибегает к откровенно обсценной лексике.

Иногда живописец маскирует непристойные надписи: например, в работе «Дом отдыха “Сенеж”» он растворяет буквы в персиково-голубых оттенках стены, залитой солнечным светом – тем сильнее впечатление, произведенное на зрителя, когда тот, всматриваясь, разбирает написанное. Скабрезным фразам художник может придать органичный им вид настенных граффити – в таком случае заимствуется не только содержание слов, но и контекст их бытования, внешняя форма. В некоторых произведениях мастер стилизует надписи под образ – так, квадратные печатные буквы соответствуют геометризованным, уплощенным, резко очерченным предметам в работе «Совок 30 лет спустя». Слово сразу радикализует художественное высказывание, делая его еще более остро-социальными.

Само введение нецензурной лексики в живопись, которая традиционно считается высоким искусством, – уже провокация, однако, когда непристойные фразы окружены маревом нежных, пастельных оттенков, зашифрованы в них, как в «Доме отдыха», диссонанс еще больше усугубляется.

Художник обрушивает весь пафос искусства масляной живописи, что характерно для мастера постмодернизма, эпохи крушения иерархий и отношения к признанному, высокому, обожествляемому с позиции иронии. Даже когда А. Попов вкладывает в уста своих персонажей латинские высказывания, как в серии с мухой, они не приподнимают характер картины, а, напротив, высмеивают элитарность мертвого языка и самой ситуации: слова принадлежат героям с испитыми лицами и неряшливой голубой щетиной.

Внедрение в ткань картин надписей, в том числе похабных, роднит творчество А. Попова и его учителя М. Рогинского. У М. Рогинского вербальные вкрапления – это часто незамысловатые, рубленые предложения, присказки, перлы народной мудрости. Как в комиксах, он заключает фразы, которые произносят его персонажи, в обведенные облака. М. Рогинский подражает надписям на этикетках, плакатах – образцах социальной рекламы, вырезкам из газет. Он демонстрирует, как впоследствии и его ученик, большое разнообразие в подходах к сопоставлению изображения и слова, часто непечатного.

Однако традиция включения в картины фраз, предложений, отрывков текста, причем из сферы низкого, площадного, не нова – у нее длинные художественные корни.

Так, в 1913 г. в виде книги вышла поэма Константина Большакова «Le futur», которую, однако, конфисковали из-за иллюстрации Михаила Ларионова (одного из крупнейших мастеров русского авангарда и изобретателя лучизма), изображавшей проститутку, «сложенную» из прямых, как лучи, линий. Рисунок был провокационно подписан «3 р.», отдельно были крупно выделены последние три буквы фразы «три рубля», чтобы сомнений в характере профессии изображенной не осталось. Непристойными надписями покрыт и забор за спиной «Отдыхающего солдата» кисти все того же М. Ларионова. При этом солдат изображен чуть ли не в позе спящей Венеры – А. Попов тоже потом будет «выворачивать» традицию, обыгрывая и низводя академические каноны в своей живописи. Собственно, именно М. Ларионову приписывают введение в картины лексики низкого разговорного жанра, родом из солдатских граффити и народного лубка.

Сталкивая высокое и низкое, академическое и профанное, элитарное и неприличное художники эпатируют публику. Каждый использует вербальный дискурс своей эпохи: М. Ларионов обращается к городским вывескам, лубку, заборным надписям; М. Рогинский и А. Попов еще более активно используют уже современный им лексикон настенных граффити, дополняют его уголовным жаргоном. Однако провокация в живописи всех трех художников – не самоцель, а средство. М. Ларионов за счет намеренной вульгаризации стремится к простоте и прямоте искусства; М. Рогинский добивается размытия границ между искусством и фрагментом поверхности, на которую нанесен рисунок, т.е. делает живопись не похожей на искусство; эпатаж А. Попова зачастую объят социальными аллюзиями – каждый разрабатывает свой сектор диапазона взаимодействия нецензурного слова и образа.

Автор: Анастасия Курьянова / Искусствовед

Аспирантка программы «История и теория культуры, искусств» Европейского университета в Санкт-Петербурге, выпускница искусствоведческих программ магистратуры и бакалавриата НИУ ВШЭ в Москве, участница всероссийских и международных научных конференций в области истории искусств.