Катилась шляпа по Арбату колесом, поддаваемая ветром, тёмно-зелёная. Догнал её, примерил, она была почти новая. С тех пор я подметал Арбат в длинной синей рабочей блузе и зелёной шляпе. Территория моего участка была от магазина «Овощи-фрукты» до магазина «Школьник», недалеко от ресторана «Прага». Летним утром, сметая кучу окурков, увидел сидящих на приступке окна магазина «Овощи-фрукты» двух бомжей: бабу с опухшими ногами в язвах и мужика. Вид они имели драматический, одеты были в живописные лохмотья: «как на офортах Рембрандта», – промелькнуло в голове. В советское время бездомные бродяги встречались редко, их быстро отлавливали. Задрав и подтянув к коленям тряпьё, с одутловатым сизым лицом баба грела ноги, обутые в засаленные обноски «прощай молодость», на тёплом утреннем солнце. Работая метлой, я передвигал кучу окурков мимо этой пары. Бомжиха попросила выбрать ей бычок с тротуара. Я подал ей чинарик, зажёг спичку, она закурила. С тех пор несколько дней подряд у меня с бомжами проходила эта церемония, которая превратилась в некий ритуал: без слов, одними глазами мне давали понять, где находится выбранный окурок. Я выступал в роли тротуарного бармена. Делал это, скорее, из любви к искусству, к офортам Рембрандта, чем из христианского милосердия. Но, возможно, присутствовало и то и другое. Бомжам же, видимо, нравилось, что молодой мужчина в шляпе подыскивает им в куче мусора подходящий окурок, даёт прикурить, тешили своё уязвлённоё мраком жизни самолюбие. В это время я нарисовал темперой на оргалите работу, изобразив жанровую сцену с бомжами у магазина «Овощи-Фрукты».
Иногда приходилось, работая дворником, выполнять административную работу.
Техник-смотритель Коля с подходящей для должности фамилией Жильцов дал задание обойти на моём участке квартиры должников по квартплате. Длинным тёмным коридором с выкрашенными зелёной краской стенами я прошёл на кухню коммунальной квартиры. Собрались немногочисленные жильцы. Я зачитал по бумажке фамилии коммунальных должников. При упоминании одной из фамилий передо мной из мрака кухни возникла костлявая, жилистая, востроносая старуха. Ворча и матерно ругаясь, она стала спорить со мной, доказывая, что вовремя погасила долг. Из кармана грязного фартука мегера достала пачку «Беломора», закурила папиросу, пуская клубы едкого дыма мне в лицо, размахивая руками, стала надвигаться, вытесняя из кухни. Стали слезиться глаза. Папиросные гильзы эта арбатская ведьма набила ватой. Я позорно был вытеснен в коридор и бежал.
Люди бывают разные. Мне запомнилась одна миловидная арбатская старушка, которая в похожей ситуации при обходе коммунальных должников, видя, что я интересуюсь, сняла со стены в коридоре старый рисунок в изящной рамке и подарила его мне. Рисунок с купидонами принадлежал к школе Буше, был датирован 1774 годом. Я отнёс его в скупку антиквариата возле метро «Октябрьская» оценили в сорок пять рублей. На вопрос, почему так дёшево, ответили, что рисунки, дороже сорока пяти рублей, не оцениваются. На следующий день рисунок был продан. Деньги я сразу прокутил.
Зимой мостовые Арбата обрастали льдом. Около водосточных труб поднимались ледяные торосы. Если тротуар вовремя не посыпался песком, граждане падали. Соли часто не было – приходилось долбить лёд модернизированным для этой цели топором, приваренным к лому. Эту нудную работу я не любил, больше нравилось убирать свежевыпавший снег. Зимой во дворе при уборке снега в промежутках отдыха я часто слышал из окна флигеля на втором этаже пение. Профессионально поставленный мужской голос исполнял басом оперные арии. Против этого окна я прекращал работу и некоторое время прислушивался к пению. Но однажды, видимо, увлёкся работой, продолжал скрежетать лопатой и поплатился: в десяти сантиметрах от головы пролетела бутылка из-под портвейна и разбилась об лёд. В сердцах я выразительно выругался, но предусмотрительно переместился вглубь двора. Таким образом состоялось моё заочное знакомство с оперным певцом, спившимся солистом Большого театра. Солист был оригиналом, его статную фигуру знала вся округа. Зимой, с похмелья, в байковых тапочках с помпоном на босу ногу, накинув на голое тело цветастый махровый халат, в норковой шапке, он солидно выходил из подъезда во двор, как на сцену, шёл по снегу с авоськой за портвейном в «Решётку». Среди алкашей так прозвали магазин «Продукты» на противоположной стороне от «Школьника». Чаще портвейн можно было достать, просунув руку с деньгами между прутьев металлической решетки, со двора, с чёрного хода.
Автор: Александр Попов / Живописец
Советский и российский художник, член «Московского Союза художников». Провел однодневную выставку на Гоголевском бульваре, которая положила начало новому типу московских уличных выставок, ставших неотъемлемой частью культуры 70-х годов СССР. Работы находятся в частных российских и европейских коллекциях, музеях современного искусства.
Статьи об искусстве
Демократичное хобби. Заметка о советских коллекционерах
Разговор о коллекционерах в послевоенном СССР следует начать с проблематизации юридического статуса собирательской деятельности. Открыто [...]
Окт
Арт-критика
Осмысление бессмыслицы. Приключения Франца Кафки в Еврейском музее
В попытках понять и принять события, представляющиеся в настоящий момент абсурдными, мы нередко обращаемся к [...]
Ноя
Записки художника
Полёт. Труд живописца можно приравнять к труду греческого шахтёра
Первая встреча с Бахусом у меня состоялась летом 1964 или 1965 года, точно не помню, [...]
Янв
Статьи об искусстве
Рынок искусства. Жизнь московских коллекционеров 20-е годы, XX века
Существует мнение, что феномен коллекционирования и сопутствующего ему арт-рынка был совершенно не характерен для России [...]
Сен
Статьи об искусстве
Непривлекательный предмет с художественной точки зрения
Банка шпрот – казалось бы, такой непривлекательный предмет с художественной точки зрения. Но в одноименном [...]
Июл
Выставки художника
Выставка «Фактура времени» в лабиринте рефлексии. ЦДХ Москва 1996 год
Весной 1996 года в Москве, в конце апреля, в зале Центрального Дома Художника прошла выставка [...]
Май