Одесская Юморина. Бумажный нос Патрушева и танцующие пары с плакатами

В каком году в Одессе состоялась первая советская официальная Юморина 1 апреля. Не помню. Узнав об этом мероприятии, мы с Сергеем Патрушевым решили поехать на него, так сказать, почетными гостями из столицы. Подготовился я к этой поездке основательно, сделал сувениры из красной керамической глины, слепил этакие монеты в виде рублей. С одной стороны керамического рубля были процарапаны по глине ржаные колосья и номинал 1 рубль, с оборота – шутливые надписи: «Без гроша в кармане», «30 лет без денег». Сторону этого изделия, где «1 рубль», я покрыл коричневой глазурью, обжег в печи. У меня получилось штук двадцать таких монет. В дорогу упаковал с собой материалы для работы, акварель, бумагу. Мы поехали в Крым.

Поезд прибыл в Одессу ранним утром. Перекинув через плечо дорожный мешок, я шел по перрону одесского вокзала. Везущий навстречу тележку носильщик спокойным голосом с мягким южным выговором сказал: «Где мешок спи***л?». Услышав эти слова, поздравил Патрушева: «С приездом, мы в Одессе!». У нас с собой было все необходимое для автономной жизни: спальные мешки, примус, котелки, супы-концентраты. Мы нашли заброшенный дом, расположились там и приготовили себе на примусе обед. Вечером решили найти место для ночлега в другом месте. В каком-то дворе около Дерибасовской улицы полезли по пожарной лестнице с мешками через плечо мимо горящих огнями кухонь на крышу. На пыльном чердаке мы переночевали. Теплый луч солнца, коснувшись моего лица, разбудил меня. Опять с мешками мы спускались по пожарной лестнице мимо кухонь вниз. Если кто и видел нас, то отнеслись к этому по-философски. Одесситы – люди с пониманием.

Вечером мы с Сергеем купили вина и отправились на Дерибасовскую. Идя по улице, я заметил, что почти в каждой арке дома, в глубине, стоит моряк в клешах и, как горнист играя на трубе, пьет прямо из бутылки, подперев рукой торс.

К ночи я был пьян и пытался разрулить конфликтную ситуацию между морячками и одесской шпаной.

Патрушев исчез с горизонта. Помню высокий серый забор на площади Советской Армии, рядом с которой это происходило. Затем яркая картина: шпана под руки ведет меня прямо по клумбам с тюльпанами. Между собой они говорят: «Повесим его в клубе Ильича и баста». Я сразу врубился, сделал какие-то телодвижения и побежал, давя ботинками цветы… Здесь мне вспомнилась фраза из протокола допроса, составленного при задержании художника Караваджо: «Меня схватили на площади Навона в Риме, не знаю за что, ремесло моё живопись…».

Незабываема ночная Одесса. Возвращался я через Молдаванку. Когда пришел к старушке-дворничихе, у которой мы остановились на ночлег в полуподвале дома на улице Августа Бебеля, то обнаружил поддатого Патрушева мирно спавшим на кровати с периной. В те дни все крыши Одессы были наши, мы писали акварелью с крыш одесскую весну. В дымовой трубе, чтобы огонь не задуло, стоял примус с котелком, в нем готовился наш обед.

И вот наступило 1-е апреля. Мы ответственно отнеслись к выбору костюма. Я был в шляпе, арбатской дворницкой блузе синего цвета, с тростью в руке, которую нашел в каком-то дворе. Кстати, вполне приличная была трость с набалдашником из белой резной кости. В кармане у меня был гвоздь «двадцатка». Серёга накинул на голову капюшон плаща и прикрепил себе на лицо длинный нос, скрученный из газеты. Мы прошли в таком виде по Приморской набережной и направились к центру события – площади, где должен был состояться праздник Юморины. По пути к нам подъехал «козел» с ментами. Дальше команда: «Руки на капот!», но я успел выбросить из кармана гвоздь. Затем вопросы: «Кто, зачем в таком виде, откуда?» Бумажный нос у Патрушева оторвали, у меня забрали трость и пытались, крутя набалдашник, обнаружить в ней стилет. Эти «пинкертоны», не найдя криминала, уехали, а мы отправились дальше к месту торжества. На площади оказалось несколько тоскливо танцующих пар с транспарантом над ними: «Первая Одесская Юморина»…

На следующий день мы купили билеты в двухместную каюту на судно, которое отправлялось в плаванье по маршруту Одесса — Новороссийск. Оказалось, это было открытие навигации на Черном море. Мы были единственными пассажирами на судне, не считая команды. Когда спустились в бар, то увидели за барменской стойкой великолепный набор советских портвейнов: «33», «777», «Массандра», другие крымские вина. Началось плаванье под алкогольный аккомпанемент. Как-то, когда в каюте из динамика прозвучал хриплый голос: «Вахтенной команде занять места по швартовому расписанию», я отправился в бар. К этому времени мы разминулись с Патрушевым: когда я спал, он гудел в баре; когда спал он, гудел я. Сидя на высоком стуле за стойкой, я пил портвейн, ощущая себя вольным человеком в свободном плавании. Меня уважительно обслуживал корабельный бармен. Сказал себе: как только не смогу прочитать мелкий шрифт на бутылочной этикетке, отправляюсь спать в каюту. Через какое-то время этот момент наступил. Я решил пошутить и расплатиться с барменом керамическими рублями, глухо позвякивающими у меня в кармане. Несколько таких рублей широким жестом ритмично отправил ему по гладкой, блестящей поверхности стойки. Бармен подхватывал их, прихлопывая рукой. Он внимательно рассмотрел мою плату, подкидывая на ладони. Затем небрежно достал из кармана черного пиджака сдачу и, молча, грациозно отправил её мне. Это были франки, доллары, фунты, марки – мелкой монетой. Я ловил рукой каждую монету, как муху, и был рад умному одесскому юмору.

Автор: Александр Попов / Живописец

Советский и российский художник, член «Московского Союза художников». Провел однодневную выставку на Гоголевском бульваре, которая положила начало новому типу московских уличных выставок, ставших неотъемлемой частью культуры 70-х годов СССР. Работы находятся в частных российских и европейских коллекциях, музеях современного искусства.

Написать комментарий к статье...