У А. Попова есть целая серия картин, ключевым элементом которых выступает труба, музыкальный инструмент хитрой, изысканной формы. Но, несмотря на то что в центре композиции этих работ стоит предмет, их нельзя назвать исключительно натюрмортными: пейзаж и натюрморт в них зачастую равноценны, для художника важно гармонично их сопоставить, достичь целостности их звучания с точки зрения положения в структуре полотна, формы, света, цвета. Так, ступенчато развивается «Натюрморт с трубой» под номером 3, в котором каждая ступень равнозначна: от подоконника, трубы, рамы (т.е. предметных частей) к объемам домов, купам парковых деревьев, снова к домам и волнам дыма (т.е. пейзажным частям). Блики, положенные белилами, сближают более темное пятно трубы со светлой, серовато-голубоватой гаммой пейзажа, рождая колористическое единство. Художник пишет одними и теми же оттенками кроны деревьев, карнизы домов, оконные проемы и тень от музыкального инструмента, падающую на блестящий, словно зеркало, подоконник.
В результате полотно не распадается на отдельные составляющие, а воспринимается как неразрывное целое, слаженное двухголосие жанров.
С одной стороны, почти все произведения серии натюрмортов А. Попова схожи с сюжетной и композиционной точек зрения: поблескивающая золотистыми вспышками труба лежит на белом подоконнике, а за окном открывается вид на узнаваемый московский городской пейзаж с его многоэтажными сталинскими и панельными домами, парками, опорами линий электропередач. Однако художник из картины в картину варьирует время суток и, соответственно, меняет свет, который влияет на цветовую гамму и в целом преображает полотно в новом ключе. Так, утренний или дневной свет разбеливает краски, сближая оттенки, высвечивает трубу, заставляя ее поверхность играть яркими бликами; вечерний – высинивает палитру, настраивая зрителя на меланхолический лад. Искусственный свет ночью противопоставляет белый подоконник и тьму за окном, вспыхивающую горящими окнами домов, перекликающихся, как мелодии в полифонии, с золотистыми искрами трубы. Изучением одного и того же мотива при различном освещении, которое неизбежно влияет на цвет, занимался еще прославленный импрессионист Клод Моне в своих знаменитых сериях «Руанский собор» или «Стога». А. Попов переносит этот эксперимент на натюрморт – для его осуществления и необходимо поместить предметы именно у окна, через которое в комнату проникает свет, каждый раз разный.
Кроме того, мастер от работы к работе меняет формат – он выбирает то сильно вытянутый вертикальный лист картона, то горизонтальный, то стремящийся к квадрату холст.
Иногда живописец совсем убирает пейзаж из картины, как, например, в «Натюрморте с трубой и бокалом» или в полотне «Труба и пластинки на ломберном столе», и тогда звучание произведения трансформируется еще сильнее: пространство становится более закрытым, камерным, законченным. Художник также вводит в некоторые натюрморты с трубой дополнительные объекты: лафетник, наполненный бордовым вином, более приземистую и квадратную рюмку, музыкальные пластинки, еще одну трубу, – усложняя тем самым предметный мир произведения. Он меняет кисть, живописную манеру: от более плотной и жирной к более прозрачной, летящей, когда часть листа остается даже не тронутой краской. Таким образом, тривиальная на первый взгляд композиция обретает в рамках цикла картин самые разнообразные грани.
Художник работает в этих произведениях не только с образом, но и со словом, с их взаимодействием, с омонимами, с тем, как название картины наполняет ее новыми смыслами. Так, в «Натюрморте с трубой» под номером 3 труб на самом деле несколько: это и непосредственно музыкальный инструмент, и трубы теплоэлектростанции на дальнем плане, растворяющиеся в дымке и в дыму. В натюрморте «Никто меня не услышал» окно, в отличие от остальных работ серии, закрыто, труба от него словно отвернута: ее мелодия так и не нашла своего слушателя. Название тут же меняет настроение картины, делая его более печальным и подавленным, несмотря на праздничные золотистые блики, покрывающие инструмент и оконное стекло. Труба, неодушевленный предмет, становится как бы альтер эго самого художника.
Автор: Анастасия Курьянова / Искусствовед
Аспирантка программы «История и теория культуры, искусств» Европейского университета в Санкт-Петербурге, выпускница искусствоведческих программ магистратуры и бакалавриата НИУ ВШЭ в Москве, участница всероссийских и международных научных конференций в области истории искусств.
Выставки художника
Выставка «Фактура времени» в лабиринте рефлексии. ЦДХ Москва 1996 год
Весной 1996 года в Москве, в конце апреля, в зале Центрального Дома Художника прошла выставка [...]
Май
Статьи об искусстве
Банки. Ложная обманка
Работу «№ 1. Банки» А. Попов исполнил в рамках живописного цикла, созданного для выставки «Гастроном», [...]
Дек
Записки художника
Итак, выпьем. В отделении неврологии городской больницы № 67
Весной чувства обостряются до предела. Вокруг всё цветет, а на душе – букет неосознанных желаний: [...]
Янв
Истории из жизни
Данте Габриэл Россетти. Трагический союз художника и музы
Главной музой и моделью Данте Габриэля Россетти, известного художника-прерафаэлита, увлекавшегося также поэзией, была Элизабет Сиддал, [...]
Июл
Интервью
Интервью с Анастасией Курьяновой. О любви к музыке, разгромной рецензии и беспощадности в искусстве
— Вот уже несколько лет вы пишете статьи для галереи «Артинвиа». Можете рассказать немного о [...]
Янв
Статьи об искусстве
Экспрессионизм. Нервы на пределе
Яркие цвета, острые углы, искаженные формы, уплощенность, гротеск – это те черты, которые отличают живопись [...]
Окт