У А. Попова есть целая серия картин, ключевым элементом которых выступает труба, музыкальный инструмент хитрой, изысканной формы. Но, несмотря на то что в центре композиции этих работ стоит предмет, их нельзя назвать исключительно натюрмортными: пейзаж и натюрморт в них зачастую равноценны, для художника важно гармонично их сопоставить, достичь целостности их звучания с точки зрения положения в структуре полотна, формы, света, цвета. Так, ступенчато развивается «Натюрморт с трубой» под номером 3, в котором каждая ступень равнозначна: от подоконника, трубы, рамы (т.е. предметных частей) к объемам домов, купам парковых деревьев, снова к домам и волнам дыма (т.е. пейзажным частям). Блики, положенные белилами, сближают более темное пятно трубы со светлой, серовато-голубоватой гаммой пейзажа, рождая колористическое единство. Художник пишет одними и теми же оттенками кроны деревьев, карнизы домов, оконные проемы и тень от музыкального инструмента, падающую на блестящий, словно зеркало, подоконник.
В результате полотно не распадается на отдельные составляющие, а воспринимается как неразрывное целое, слаженное двухголосие жанров.
С одной стороны, почти все произведения серии натюрмортов А. Попова схожи с сюжетной и композиционной точек зрения: поблескивающая золотистыми вспышками труба лежит на белом подоконнике, а за окном открывается вид на узнаваемый московский городской пейзаж с его многоэтажными сталинскими и панельными домами, парками, опорами линий электропередач. Однако художник из картины в картину варьирует время суток и, соответственно, меняет свет, который влияет на цветовую гамму и в целом преображает полотно в новом ключе. Так, утренний или дневной свет разбеливает краски, сближая оттенки, высвечивает трубу, заставляя ее поверхность играть яркими бликами; вечерний – высинивает палитру, настраивая зрителя на меланхолический лад. Искусственный свет ночью противопоставляет белый подоконник и тьму за окном, вспыхивающую горящими окнами домов, перекликающихся, как мелодии в полифонии, с золотистыми искрами трубы. Изучением одного и того же мотива при различном освещении, которое неизбежно влияет на цвет, занимался еще прославленный импрессионист Клод Моне в своих знаменитых сериях «Руанский собор» или «Стога». А. Попов переносит этот эксперимент на натюрморт – для его осуществления и необходимо поместить предметы именно у окна, через которое в комнату проникает свет, каждый раз разный.
Кроме того, мастер от работы к работе меняет формат – он выбирает то сильно вытянутый вертикальный лист картона, то горизонтальный, то стремящийся к квадрату холст.
Иногда живописец совсем убирает пейзаж из картины, как, например, в «Натюрморте с трубой и бокалом» или в полотне «Труба и пластинки на ломберном столе», и тогда звучание произведения трансформируется еще сильнее: пространство становится более закрытым, камерным, законченным. Художник также вводит в некоторые натюрморты с трубой дополнительные объекты: лафетник, наполненный бордовым вином, более приземистую и квадратную рюмку, музыкальные пластинки, еще одну трубу, – усложняя тем самым предметный мир произведения. Он меняет кисть, живописную манеру: от более плотной и жирной к более прозрачной, летящей, когда часть листа остается даже не тронутой краской. Таким образом, тривиальная на первый взгляд композиция обретает в рамках цикла картин самые разнообразные грани.
Художник работает в этих произведениях не только с образом, но и со словом, с их взаимодействием, с омонимами, с тем, как название картины наполняет ее новыми смыслами. Так, в «Натюрморте с трубой» под номером 3 труб на самом деле несколько: это и непосредственно музыкальный инструмент, и трубы теплоэлектростанции на дальнем плане, растворяющиеся в дымке и в дыму. В натюрморте «Никто меня не услышал» окно, в отличие от остальных работ серии, закрыто, труба от него словно отвернута: ее мелодия так и не нашла своего слушателя. Название тут же меняет настроение картины, делая его более печальным и подавленным, несмотря на праздничные золотистые блики, покрывающие инструмент и оконное стекло. Труба, неодушевленный предмет, становится как бы альтер эго самого художника.
Автор: Анастасия Курьянова / Искусствовед
Аспирантка программы «История и теория культуры, искусств» Европейского университета в Санкт-Петербурге, выпускница искусствоведческих программ магистратуры и бакалавриата НИУ ВШЭ в Москве, участница всероссийских и международных научных конференций в области истории искусств.
Записки художника
Дерево моего творчества. Плоды живописи: вишня любви и огурцы сомнений
Своё творчество я представляю себе в виде необычного дерева, ветви которого растут, подчиняясь какой-то собственной [...]
Мар
Записки художника
Место встреч. Портреты Дон Кихота, мушкетеров и иллюстрации к Диккенсу
Рядом с моим домом, через два соседних, в Коробейниковом переулке находилась пивная, лучше сказать советский [...]
Окт
Арт-критика
«Квадрат и пространство» в ГЭС-2. Конец и начало искусства
20 июня в Доме культуры «ГЭС-2» открылась выставка «Квадрат и пространство» – проект, в основе [...]
Июл
Статьи об искусстве
Грубые плоды природы и тонкая живопись
«Натюрморт с ножом и кринкой» А. Попова привлекает внимание зрителя выверенностью композиции, мастерством передачи фактур, [...]
Сен
Записки художника
Полёт. Труд живописца можно приравнять к труду греческого шахтёра
Первая встреча с Бахусом у меня состоялась летом 1964 или 1965 года, точно не помню, [...]
Янв
Статьи об искусстве
Абстракция пастелью. Квинтэссенция модернистских устремлений
Простая на первый взгляд композиция в работе А. Попова – крест, образованный пересечением горизонтальной и [...]
Июн